Глава 1. Письмо Лисоёба «На деревню дяденьке»

Клиника «Добрый доктор Каща», расположилась в живописном, скрытом от посторонних глаз местечке, близ села Хейтеровка и была замаскирована под самую обычную психиатрическую больницу. В ней нынче и томился наш беглец, пойманный три месяца тому назад.
Сегодня, в канун Рождества, он ещё не ложился спать. Расплющив харю о стекло, покрытое морозными узорами, Лисоёб уставился в темноту за окном. Он уже давно стоял так, вылупившись в одну точку, словно карп замороженный. Рядом, на подоконнике, валялся ворох фантиков от шоколадных конфет с орешками, которыми угостил его пьяный санитар Игорь. Этот молодой, с виду добродушный мужик - говорил обычно тихим, завораживающим голосом, будто заранее усыпляющим бдительность собеседника. Но это впечатление быстро исчезало, едва он начинал рассказывать то ли байки, то ли реальные случаи, произошедшие за десять лет его работы с душевнобольными. Выгадав время, Игорь частенько заходил в его палату, мягко присаживался на тумбу у кровати и начинал рассказывать… В такие моменты, у Лисоёба пробегали по спине мурашки и он был уверен в том, что перед ним сидит самый что ни на есть маньяк, подстать самому Каще! И он молчал, как ягнёнок, стараясь не выдать своего страха. А тот всё говорил и говорил, будто бы и вовсе позабыв о его присутствии.
Едва за Игорем закрылась дверь, Лисоёб жадно набросился на шоколадных "Белочек" и, громко чавкая, расправился с ними.
Как же он истосковался по шоколаду! Проклятый Каща велел его кормить одной постнятиной, которую гордо называл здоровым диетическим питанием.
Во рту было сладко, а на душе горько. Мысли леденящей позёмкой вползали в голову Лисоёба, но не находя там извилин, на которых можно было осесть - тут же вылетали прочь, уступая место более тягостным.
Снова всплывал в памяти тот роковой день, когда Каща подло заманил его в ловушку, разлучив с высерятами - Бандеркой и Суриком, которым аккурат сегодня - исполнялось по годику.
Лисоёб живородящей жопою чувствовал, что не суждено больше свидиться им, но уже почти не тосковал, ибо материнский инстинкт в нём отсутствовал по умолчанию.
Куда больше теперь его занимала собственная участь...
Утром он сдал последние анализы, под пристальным надзором злющего с бодуна Кащи, которого и без того, добрым никто никогда не видел, а после праздников, тот планировал приступить к новому эксперименту.
Когда Лисоёб оторвался от тяжких мыслей, по палате уже расползлась темнота. Он пошарил в тумбочке и извлёк из неё стакан, в котором хранил огарок свечи. Вскоре по стенам заплясали зловещие тени.
Он подошёл к двери и попытался её приоткрыть. Дверь со скрипом поддалась. Не показалось ему, что пьяный Игорь забыл запереть! Лисоёб немного постоял в нерешительности, выковыривая из зуба орех, затем, на цыпочках, шагнул в длинный сумрачный коридор, в самом конце которого, нервно мерцала готовая вот-вот погаснуть лампочка. От основного коридора, ответвлялись ещё два, полностью неосвещённых. Каща экономил на всём, что касалось других, включая электричество. И, тишина!
Лисоёба вдруг пробрал озноб от мысли о том, что в этом лабиринте коридоров, он может столкнуться с пьяным минотавром - Кащей, который, по всей видимости, бухал сейчас в столовой, отмечая с персоналом праздник.
Взяв себя в руки, Лисоёб, следуя плану, подкрался к докторской, которая тоже оказалась незаперта. Войдя, он пугливо покосился на окна со стальными решётками, на белеющий призраком Кащин халат и, трясясь от страха, открыл стеклянный шкаф с транквилизаторами. Сунув в карман пару пузырьков, он подошёл к столу и хватил с него ручку с листком бумаги. Затем, не мешкая, вышел вон.

Вернувшись в палату, Лисоёб наконец перевёл дух и со вздохом облегчения отлил в ночной горшок. Закончив, он потрусил над ним, вытер руки о штаны пижамы и бережно достал из кармана раздобытый лист бумаги. Привычно встав раком у подоконника, он стал коряво выводить первые строки:
— Милый дядька, Фукс! Вот, пишу тебе письмо. Поздравляю тебя с Рождеством! Нету у меня ни отца, ни маменьки, только ты у меня один остался.
Лисоёб перевёл задумчивый взгляд на окно, в котором мелькало отражение его свечи, и живо вообразил себе своего дальнего родственника, дядьку Фукса...